17 ИЮЛЯ (4 ИЮЛЯ П О СТ. СТ.) РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ ПРАЗДНУЕТ ПАМЯТЬ СВЯТЫХ СТРАСТОТЕРПЦЕВ ЦАРЯ НИКОЛАЯ, ЦАРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ, ЦАРЕВИЧА АЛЕКСИЯ И ВЕЛИКИХ КНЯЖОН ОЛЬГИ, ТАТИАНЫ, МАРИИ И АНАСТАСИИ, ПРЕТЕРПЕВШИХ МУЧЕНИЧЕСКУЮ КОНЧИНУ ОТ РУК БОЛЬШЕВИСТСКИХ ПАЛАЧЕЙ В СТРАШНОМ ДЛЯ РОССИИ 1918 ГОДУ. СЕГОДНЯ МЫ ПРЕДЛАГАЕМ ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ УНИКАЛ НЫЙ ДОКУМЕНТ — ДОКЛАД СУДЕБНОГО СЛЕДОВАТЕЛЯ Н.А. СОКОЛОВА ВДОВСТВУЮЩЕЙ ИМПЕРАТРИЦЕ МАРИИ ФЕОДОРОВНЕ О ПОСЛЕДНИХ ДНЯХ ЖИЗНИ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ И ЕЕ ТРАГИЧЕСКОЙ ГИБЕЛИ (ПЕЧАТАЕТСЯ В ЗНАЧИТЕЛЬНОМ СОКРАЩЕНИИ).
Доклад следователя по особо важным делам Николая Алексеевича Соколова об убийстве Царской семьи, подготовленный в 1919 году, впервые в России был опубликован в Журнале Московской Патриархии в № 6-7 за 1996 год.
Церковный историк, член Канонизаиионной Комиссии, С.А. Беляев писал в предисловии к публикации: «Этот документ имеет огромную историческую ценность. Уникальность его заключается в том, что он является единственным официальным документом, в котором от лица следствия и правительства адмирала Колчака свидетельствуется об убийстве Государя и всей его Августейшей семьи вместе с их верными слугами, о способе этого убийства и о судьбе честных останков убитых… Необходимо отметить и то, что в советской России не было сделано ни одного заявления об убийстве Императора и его Августейшей семьи на правительственном уровне — все сведения исходили от телеграфных агентств или других неправительственных учреждений».
Отъезд Августейшей семьи в город Тобольск из Царского (имеется в виду Царское село, где Николай II и его близкие с марта находились фактически под домашним арестом после отречения Государя от власти — ред.) состоялся 1 августа 1917 года (здесь и далее все даты указаны по старому стилю — ред.).
Августейшая семья и следовавшие с ней лица ехали двумя поездами. Со Станции Тюмень Августейшая семья следовала на пароходе «Русь». С ней на этом пароходе ехали все лица, следовавшие в одном с ней поезде.
В город Тобольск они прибыли в 4 часа дня 6 августа. Дом, отведенный для Августейшей семьи, был не готов к ее приезду, и она до 13 августа проживала на пароходе. 13 августа Августейшая семья перешла в отведенный для нее дом. Этот дом, где пребывала в заключении Августейшая семья, находился на улице под названием «улица Свободы»; в нем раньше проживал тобольский губернатор Корнилов…
Жизнь проходила в Тобольске спокойно, ровно, без всяких неприятных инцидентов. Было только скучно. Чтобы скрасить детям жизнь, ставились иногда домашние пьесы на французском и английском языках, в которых принимали участие дети. Население хорошо относилось к Августейшей семье, если проходившая мимо дома публика видела в окнах кого-либо из Августейшей семьи, всегда приветствовала ее, а некоторые осеняли крестным знамением. Некоторые лица присылали приношения, преимущественно из провизии. Присылал все возможное местный монастырь.
Жизнь в Тобольске первые месяцы была спокойнее и несколько свободнее, чем в Царском. Августейшая семья посещала здесь церковь, чего она была лишена в Царском и о чем в особенности страдала Императрица. Всенощные богослужения совершались и в Тобольске на дому. Литургия (ранняя) служилась для Августейшей семьи в церкви Благовещения.
Но такая жизнь продолжалась в Тобольске недолго: до того времени, пока власть в доме была в руках полковника Кобылинского (Евгений Степанович Кобылинский — начальник Царскосельского караула и особого отряда по охране Царской семьи в Тобольске, расстрелян большевиками в 1927 году -ред.).
В сентябре месяце в Тобольск прибыл комиссар от правительства Панкратов и его помощник Никольский. Оба они были партийные эсеры, причем Панкратов за политическое преступление сидел 15 лет в Шлиссельбургской крепости, а затем 27 лет провел в ссылке в Якутской области, в этой же области отбывал ссылку и Никольский.
Момент появления Панкратова в Тобольске был тем начальным моментом, с которого стало ухудшаться положение Августейших особ. Значение для Тобольска господина Панкратова и Никольского заключалось в том, что эти люди быстро и энергично разложили солдат. Их разложение отражалось на благополучии Августейшей семьи. Жизнь ее была… затворничество, заключение. Семья никуда не могла выхолить, кроме церкви. Это был единственный способ общения с внешним миром, так как никто из народа не допускался в церковь, когда там молилась Августейшая семья. Они, конечно, страдали в душе своей…
Для Государя Императора, воспитанного на привычке к физическому труду, для Августейших детей единственным местом физической работы и физических развлечений был двор, где Государь Император при участи Великих княжон Ольги Николаевны, Татьяны Николаевны и Марии Николаевны пилил дрова. Дети пользовались качелями, а когда установилась зима, они построили ледяную гору. Кроме этих удовольствий, никаких иных не было.
На эту сторону жизни Августейшей семьи и обратилось внимание солдат, когда они получили надлежащее воспитание у Панкратова и Никольского. Зная, что качелями пользуются Великие княжны, они стали позволять себя делать на доске качелей неприличные надписи.
Увидев однажды на ледяной горе Государя Императора и Государыню Императрицу, они ночью уничтожили гору. Решив на специальном митинге, чтобы Государь Император снял с себя погоны, они предъявили это требование Кобылинскому в очень грубой форме и, потеряв последние остатки стыда и совести, осмелились грозить Императору насилием, если он не подчинится их требованию.
Не зная, к чему бы им еще придраться, они без всякого видимого повода и самочинно перевели лиц свиты и прислугу на положение арестованных. Наконец, они отняли и то, что для Августейшей семьи в ее страданиях было самым дорогим: они запретили ей посещать церковь. Солдаты постановили, чтобы и домашние богослужения совершались не иначе, как под надзором их выборных, что и делалось в действительности. Таким образом, то, с чем так долго и успешно боролся полковник Кобылинский, свершилось: солдаты пробрались в самые покои Августейшей семьи.
Жизнь в Тобольске, довольно сносная в первые месяцы пребывания здесь Августейшей семьи, становилась постепенно всё хуже и хуже. Первыми по времени причинами этого были действия, как указано выше, самих местных правительственных агентов.
Однако не одни только правительственные агенты повинны в страданиях Августейшей семьи этого периода ее заключения. В этом повинно и само правительство, и прежде всего его глава — господин Керенский.
Перед отъездом Августейшей семьи из Царского он говорил Кобылинскому: «Не забывайте, что это — бывший Император. Его семья ни в чем не должна нуждаться». Но сам же первый он забыл о ней. Из Петрограда не присылались денежные пополнения ни для солдат, ни для содержания Августейшей семьи. Следственная власть отмечает это обстоятельство: Государь Император и его Августейшая семья нуждались в средствах.
Дело стало доходить до того в этом отношении, что повар Харитонов докладывал Кобылинскому, что больше «не варят» и «в кредит отпускать скоро не будут». Свершилось позорнейшее для чести русского народа событие: полковник Кобылинский ходил по городу Тобольску и выпрашивал у частных лиц деньги на содержание Августейшей семьи.
В это время, в одну из минут душевного отчаяния, полковник Кобылинский явился к Государю и доложил ему, что он боится, что благодаря потере им власти нал солдатами он не может быть более полезным для Государя и просил отпустить его. Государь Император обнял Кобылинского. На глазах его навернулись слезы, и он сказал: «…Вы видите, что мы все терпим. Надо и вам потерпеть». Временное правительство пало. Новая власть известила по телеграфу Кобылинского, что «у народа» нет средств содержать Царскую семью. Отныне она должна существовать на свои личные средства. Ей дается лишь квартира и солдатский паек. Был заключен позорнейший Брестский договор.
Как ни владел собой Государь Император, однако он иногда не мог скрыть своих тяжелых душевных страданий. Государь Император был подавлен этим договором как тяжелым горем. В это время его душа была столь преисполнена скорби за Родину, за ее честь, что он, выдержаннейший из людей, искал общения с другими лицами, чтобы вылить горе своей души. Государь Император называл Брестский договор «изменой России и союзникам» и смотрел на него как на позорнейший для чести Родины акт. В резких выражениях Император изволил резко отзываться в это время о Гучкове и Керенском за всё великое зло, содеянное ими для Родины, и изволил при этом гневно говорить по их адресу: «И они смели подозревать Ее Величество в измене. Кто же на самом деле изменник?»
30 марта Алексей Николаевич тяжко заболел. С ним повторился такой же случай, что и в Спале в 1912 году, но болезнь приняла ввиду отсутствия медицинских средств более серьезный характер: у него отнялись обе ноги и самый болезненный процесс протекал весьма бурно, причиняя ему большие мучения.
3 апреля прибыл новый «чрезвычайный» комиссар — Яковлев. Яковлев предъявил полковнику Кобылинскому свои «чрезвычайные» полномочия. Они были выданы ему председателем ЦИКа Янкелем Свердловым. В них была определенная санкция — немедленный расстрел на месте за невыполнение требования Яковлева. Сущность же полномочий Яковлева в бумаге не указывалась. Яковлев несколько раз был в доме, будучи принят Их Величествами. Его посещения имели одну определенную цель, хотя сам он упорно хранил молчание и не высказывался о цели своего прибытия: он проверял, действительно ли болен Алексей Николаевич. Убедившись в его болезни, он отправился на телеграф и говорил через своего телеграфиста по прямому проводу со Свердловым. Это было 11 апреля.
В этот же день он объявил Кобылинскому, что он должен увезти Государя Императора, и потребовал от Кобылинского, чтобы 12 апреля он был принят Государем. 12 апреля в 2 с половиной часа дня Яковлев явился в дом и сказал камердинеру Волкову, что он желает говорить с одним Государем наедине.
Императрица, войдя в зал вместе с Государем, в резкой форме заявила Яковлеву, что она непременно будет присутствовать при разговоре его с Государем. Держал себя Яковлев с Их Величествами вежливо, раскланиваясь с ними, не позволял себе никаких грубостей. Он в категорической форме заявил Государю, что он на следующий день ранним утром увезет Государя из Тобольска, причем он уверял Его Величество, что за его неприкосновенность он, Яковлев, сам отвечает своей головой.
Государь ответил Яковлеву, что он никуда не поедет. Тогда Яковлев сказал Государю, что если Государь откажется ехать с ним, он должен будет поступить двояко: или сложить свои полномочия, и тогда «могут прислать менее гуманного человека», или же употребить силу. Государь не ответил на это Яковлеву. Хотя Яковлев и не указывал, куда именно и для какой цели он увозит Государя Императора, однако он сам всем своим поведением дал очень много неопровержимых доказательств того, что этим местом должна быть Москва. Следственная власть констатирует, что цель увоза Государя Императора в Москву Его Величество видел в намерении принудить его изменить Родине и союзникам: взяв снова власть, заключить договор с немцами. Именно так Его Величеству угодно было объяснить цель приезда Яковлева, причем Государю Императору угодно было сказать по этому следующее: «Пусть мне лучше, отрубят правую руку, но я не сделаю этого».
Именно так же смотрела на этот вопрос и Государыня Императрица. Она не знала, что ей делать: оставаться около больного сына или же оставить его и быть с Императором. Государыня высказывала определенные при этом мысли: «…они хотят отделить его от семьи, чтобы попробовать заставить его подписать гадкую вещь под страхом опасности для жизни всех своих, которых он оставит в Тобольске, как это было во время отречения во Пскове». В мучительной борьбе она решила ехать вместе с Императором. В это время Государь возвратился с прогулки. Она пошла ему навстречу и сказала: «Я поеду с тобой. Тебя одного не пущу». Государь сказал Государыне: «Воля твоя».
13 апреля в 3 часа утра к подъезду дома были поданы экипажи. Это были простые сибирские тележки-плетенки. Одна была запряжена тройкой лошадей, все остальные — парой. Ничего не было положено на дне этих тележек — никакого сиденья. Достали соломы и положили на дно тележек. В одну из них поверх соломы положили матрас. В этом экипаже поместилась Государыня Императрица с Великой княжной Марией Николаевной. Яковлев сел с Государем в другой экипаж. Отъезд состоялся в 4 часа утра.
Вместе с Августейшими особами из Тобольска отбыли: Долгорукий (гофмаршал князь Василий Александрович Долгоруков — ред.), Боткин (доктор Евгений Сергеевич Боткин — ред.), Чемодуров, Седнев Иван (камердинер — ред.) и Демидова (комнатная девушка Анна Степановна Демидова — ред.). Уныние и грусть воцарились в доме после отъезда Августейших особ. В особенности убивалась Ольга Николаевна, сильно плакавшая как бы в предчувствии недоброго.
Яковлев страшно гнал во всю дорогу. Дорога была очень тяжелая. Была весенняя распутица. В некоторых местах пришлось идти пешком. 15 апреля в 9 часов вечера он был уже в Тюмени. По прибытии на станцию Тюмень он сел в поезд и повез Августейших особ по направлению к Екатеринбургу. Но вез он их определенно не в Екатеринбург. На одной из промежуточных станций между Тюменью и Екатеринбургом он известил, что екатеринбургские большевики решили не пропускать поезд дальше и задержать Августейших особ в Екатеринбурге. Узнав об этом, он повернул обратно в Тюмень. Отсюда он отправился в Омск, думая ехать через Челябинск — Уфу. Но под самым Омском поезд был остановлен омскими большевиками, получившими предупреждение от екатеринбургских. Тогда он отправился в Омск, переговорил по прямому проводу с Москвой. Снова он поехал на Екатеринбург через Тюмень. В Екатеринбурге он делал все возможное, чтобы прорваться далее, но попытка его не удалась, и Августейшие особы были оставлены в Екатеринбурге. Это произошло 17 апреля.
Августейшие дети были извещены об этом 20 апреля по телеграфу. Известие это вызвало всеобщее удивление. 26 апреля в дом явился председатель Тобольского совдепа матрос Хохряков и стал торопить детей с отъездом. Ехать в то время было еще нельзя, так как Алексей Николаевич не совсем еще поправился.
Спустя несколько дней в доме появилось другое лицо, бывшее начальником особого отряда, который должен был сопровождать детей. Это лицо носило фамилию Родионов и было членом Уральского так называемого областного совдепа.
Обращение этих людей с детьми и некоторыми лицами из прислуги, наиболее преданными Августейшей семье, было плохое. Родионов запретил Великим княжнам запирать дверь их комнаты на ночь, объявив им, что он имеет право входить в их комнату в любое время дня и ночи. Он перерыл все вещи в доме, даже на Престоле их домовой церкви. Он обыскивал в очень грубой форме даже монахинь при богослужении и вызывал слезы Татьяны Николаевны своими грубыми мерами… 7 мая в 11 часов утра состоялся отъезд детей из города Тобольска на том же пароходе «Русь». Родионов и здесь не менял своего обращения. Он запретил Великим княжнам запирать дверь их каюты. Каюту же Алексея Николаевича, в которой находился с ним еще Нагорный (Клементий Григорьевич Нагорный, дядька Наследника -ред.), он запер снаружи висячим замком.
9 мая состоялось прибытие детей в Тюмень. В тот же день они отбыли в поезде в Екатеринбург. Сюда они прибыли 10 мая в 2 часа утра. Около 9 часов дети были перевезены из вагона в дом Ипатьева, где находились Государь, Государыня и Мария Николаевна. Шел мелкий весенний дождик, когда дети выхолили из вагона. С ними обращались грубо. Они сами должны были нести свои вещи. Когда Татьяне Николаевне было не пол силу нести один из саквояжей, Нагорный подошел к ней и хотел ей помочь в этом, его грубо оттолкнули.
Дом Ипатьева, где имела в Екатеринбурге пребывание Августейшая семья, находился на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка. Против него находится площадь и церковь Вознесения. .Это дом каменный, в два этажа, причем нижний — подвальный. Августейшая семья была помещена в верхнем этаже, причем в одной комнате помещались Государь, Государыня и Алексей Николаевич; в соседней комнате помещались Великие княжны. Кроме этих комнат, Августейшая семья пользовалась столовой. Охрана красноармейцев состояла из русских рабочих местных фабрик и заводов. Первым комиссаром дома, носившего название «дом особого назначения», был русский рабочий Александр Авдеев; его помощник был также русский рабочий Александр Мошкин.
Период Екатеринбургского заключения Августейшей семьи был полон страданий. Это был сплошной крест. Комиссар Авдеев, его помощник и еще несколько человек находились всё время в верхнем этаже дома, |де они занимали одну из комнат, а команда охраны — в нижнем этаже. Это были грубые и пьяные люди. Они входили, когда им было угодно, в комнаты Августейшей семьи и вели себя отвратительно, отравляя жизнь семьи. Они позволяли себе входить в столовую, когда обедала Августейшая семья, лезть своими ложками в общую миску с супом, и иногда дерзость их доходила до такой степени, что они как бы неумышленно задевали своими локтями лицо Императора или же, становясь сзади стула Императрицы, наваливались на стул, задевая Государыню.
Безобразные пьяные песни с тенденциозным подбором неслись часто по дому. Происходило расхищение царских вещей. Выходить можно было только в сад, но нельзя было заниматься физическим трудом. Государыня, сильно вообще постаревшая к этому времени, чувствовала себя нездоровой. Алексей Николаевич всё время болел и лежал в постели, не будучи в состоянии ходить. Его выносил на прогулки обыкновенно сам Государь. Государь и Государыня как бы застыли в своем царственном… (пропуск в оригинале — ред.) и безропотно выносили все эти ужасные муки.
Иногда из комнат Августейшей семьи раздавались духовные песнопения, преимущественно Херувимские песни: пели Государыня и княжны.
Господу угодно было в неисповедимых путях Своих прервать жизнь святых Царственных страдальцев в ночь на 4 июля 1918 года. В эту ужасную ночь погибла вся Августейшая семья. Ее погибель сопровождалась такими обстоятельствами. 21 июня областным советом были смещены комиссар Авдеев и его помощник Мошкин. Вместо рабочего Авдеева комиссаром был назначен Янкель Хаимович Юровский, а помощником его — рабочий Никулин.
Политический преступник в прошлом, Янкель Юровский был одно время в Германии и умел говорить по-немецки. Это был злобный и деспотичный по характеру человек. Он еще ухудшил положение Августейшей семьи, в чем только можно было это сделать. 2 июля Юровский приказал Медведеву собрать в команде все 12 револьверов системы «наган» и доставить ему. Когда это было выполнено, Юровский сказал, что ночью будет расстреляно всё «Царское семейство», и велел предупредить об этом красноармейцев, но несколько позднее, что и было выполнено Медведевым около 10 часов вечера. Около 12 ночи, когда Августейшая семья уже спала, сам Юровский разбудил ее и потребовал под определенным предлогом, чтобы Августейшая семья и все, кто был с ней, сошли в нижний этаж.
Августейшая семья встала, умылась, оделась и сошла вниз. Алексея Николаевича нес на руках Государь Император. Следственная власть убеждена, что предлог, под которым Юровский заманил Августейшую семью в нижний этаж дома, состоял в необходимости якобы отъезда из Екатеринбурга. Поэтому Августейшая семья была в верхних платьях. С собой они несли подушки, а Демидова несла две подушки. Спустившись по лестнице верхнего этажа во двор, Августейшая семья вошла со двора в комнаты нижнего этажа и, пройдя их все, пошла по указанию Юровского в отдаленную комнату, имевшую одно окно с железной решеткой совершенно подвального характера. Полагая, видимо, что предстоит отъезд, в ожидании прибытия экипажей Августейшая семья попросила стулья.
Было подано три стула… (пропуск в оригинале — ред.) сели Государь Император и Алексей Николаевич. Рядом с ним стоял Боткин. Сзади них, у самой стены, стояли Государыня Императрица и с нею три княжны. Справа от них стояли Харитонов и Трупп (повар и камердинер Августейшей семьи — ред.). Слева — Демидова, а дальше за ней одна из княжон. Как только произошло это размещение, в комнату, где уже были Юровский, его помощник Никулин и Медведев, вошли упомянутые выше 10 человек, приведенных Юровским в дом. Все они были вооружены револьверами. Юровский сказал несколько слов, обращаясь к Государю, и первый же выстрелил в Государя.
Смерть всех была моментальной, кроме Алексея Николаевича и одной из княжон, видимо, Анастасии Николаевны. Алексея Николаевича Янкель Юровский добил из револьвера, Анастасию Николаевну (штыком — ред.) — кто-то из остальных. Имеются указания, что слова Янкеля Юровского, обращенные к Государю, заключались в следующем: «Ваши родственники хотели вас спасти, но им этого не пришлось, и мы должны вас расстрелять сами». Когда злодеяние было совершено, трупы Августейшей семьи и всех других были тут же положены в грузовой автомобиль, на котором Янкель Юровский вместе с некоторыми другими известными лицами увез их за город Екатеринбург, в глухой рудник, расположенный в лесной даче, принадлежавшей некогда графине Надежде Алексеевне Стенбок-Фермор, а ныне находящейся во владении общества Верх-Исетских акционерных заводов. Одновременно с доставлением к руднику трупов вся местность эта была оцеплена заградительными кордонами красноармейцев, и в течение трех дней и трех ночей не позволялось ни проезжать, ни проходить по этой местности.) В эти же дни, 4-6 июля, к руднику было доставлено, самое меньшее, 30 ведер бензина и 11 пудов серной кислоты.
Местность, куда были доставлены трупы Августейшей семьи, совершенно определенно и точно установлена на предварительном следствии. Она вся подверглась самому тщательному, при участии особо доверенных лиц из воинских чинов, осмотру и розыскам. Принимая во внимание данные осмотра этой местности и совокупность обнаруженных здесь нахождений, следственная власть не питает никаких сомнений и совершенно убеждена в том, что трупы Августейших особ и всех остальных, погибших вместе с ними, около одной из шахт сначала расчленяли на части, а затем сжигали на кострах при помощи бензина. Трудно поддавшиеся действию огня части разрушались при помощи серной кислоты. На месте уничтожения трупов найдено много предметов, позволяющих без всякого сомнения признать этот факт.
Когда шло уничтожение трупов, охрана не снималась с постов при доме Ипатьева. Когда же все трупы были уничтожены, охрана была снята и большевики объявили в своих газетах и путем особых объявлений о «расстреле» Государя Императора и об «эвакуации» Августейшей семьи в «надежное место», охрана была уже не нужна, так как уничтожением трупов они отнимали возможность опровергнуть их ложь… С того времени они тщательно поддерживают, особенно в зарубежной прессе, версию об «увозе» Августейшей семьи из России.
* * *
Сей доклад, по приказанию Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны, лично мне переданному гвардии капитаном Павлом Булыгиным, составлялся мною, судебным следователем по особо важным делам Соколовым, по подлинным актам предварительного следствия, производимого мною согласно требованиям науки, совести и закона.
Я познаю, сколь горька истина о мученической кончине Августейшей семьи. И я осмеливаюсь молить у Ее Императорского Величества Всемилостивейшей Государыни ее ко мне милости простить мне сию горечь: тяжелое дело следователя налагает на меня обязанность найти истину, и одну только истину, как бы горька она ни была.
Не могу также умолчать перед Ее Императорским Величеством, что совесть моя и великое значение сего дела властно требуют от меня почтительнейше доложить Ее Императорскому Величеству, что сведения сии совершенно секретны. Сего требует, по разумению моему, благо нашей Родины: лучшими сынами ее уже поднят стяг за честь Родины, но настанет великий час, когда поднимется и другой стяг.
Ему нужен будет добытый предварительным следствием материал, и его лозунгом будет: «За честь Императора!»
Материал подготовила Елизавета Павленко